...

[обескровленная Мэри.]

У Ларисы Дугиной бласты в крови - 100 процентов, тромбоцитов практически нет. С ней ничего не могут сделать из-за показателей крови - я ничего не понимаю в медицинских терминах, я знаю только, что девочке - двадцать шесть, еще пару лет назад она носила так хорошо знакомую мне форму Аэрофлота, а теперь - вынуждена просто ждать, когда она умрет. Все мы, конечно, просто ждем, что рано или поздно мы умрем - но ей, мне кажется, страшнее.
Корейский профессор сказал Ольге Сафроновой, что современная медицина не может предложить ей более никаких методов лечения. Все протоколы химиотерапии уже испробованы. У Ольги - десятилетний сын Влад, умный не по годам, потому что недавно сам узнал, что такое - рак. Его - лечат, и химиотерапия проходит успешно, но он живет, зная, что его мамы в любой момент может не стать. Зная, что, чтобы пройтись с ним по парку, она пьет неразумные дозы обезбаливающих. Разве в такие моменты можно представить, что возможно провести _достаточно_ времени со своими близкими прежде, чем они уйдут? Этого времени всегда будет недостаточно.
Лена Таркунова умерла через неделю после того, как ее признали инкурабельной. Девочка после университета пришла работать в медицинский центр, не зная, что уже вскоре услышит страшный диагноз.
Я смотрю за всеми этими людьми, наблюдаю за их жизнями, сопереживаю, еле сдерживаю слезы, хотя никогда не была сентиментальной.
В современном мире научились отправлять людей в космос и могут посмотреть на снимки поверхности Марса - но до сих пор не могут научиться спасать человеческие жизни.
Самое ненавистное, тупое чувство бессилия. Степень моего сочувствия людям, оказавшимся в такой ситуации - когда смерть ходит по пятам - не описать словами. У меня была мысль - не посвятить ли мне некоторое мое время тому, чтобы стать волонтером одного из центров, помогающих хосписам? Вовремя остановилась - я понимаю, что я не смогу помогать, потому что попросту постоянно буду реветь. Пусть, лучше смотреть со стороны, порой помогая, насколько по силам в этой ситуации.
Чему меня учат эти люди? Я не знаю, чему, но, кажется, моя некогда каменная душа оживает, сопереживая. Отчасти - эгоистичный страх за себя, боязнь оказаться на их месте, не спорю. С другой стороны - бесконечное сочувствие, и не в том смысле, в котором - жалость, а в том, в котором смысл - сопереживание. И те чувства внутри, которые я словами вряд ли смогу описать. И не нужно. Не нужно об этом говорить, по-хорошему, но я не могу, просто не могу сейчас все это выдержать в себе.
Каждый новый день, каждый день - такое удивительное нечто, а каждая написанная строчка в интернет-дневнике - то, что когда-то останется после меня - все это важно, и мне нужно научиться благодарности за такие вещи. Благодарности и, что не менее важно - мне нужно научиться использовать каждый день и каждую минуту, не пуская их впустую, на ветер.
***
Три недели назад поздним вечером я плакала, впервые лицом к лицу разговаривая откровенно со своим отцом (может быть, я подробнее напишу об этом позже). Я плакала не потому, что расчувствовалась, впервые встретившись с ним - нет, я плакала, потому что соскучилась по маме, бабушке, прабабушкам. По своей единственной кровной семье, которая была на тот момент от меня в трех тысячах километров. Летом - встретимся.
Лишь бы с каждым из тех, по ком скучаю.

@темы: 2017, Part I: White Lands Of Empathica

Comments

[~Лайла~]

обескровленная Мэри., я тоже следила за Леночкой. Как все это страшно и горько. Все девчонки такие молодые, красивые, смотришь на них и не верится, что у кого-то нет шансов на выздоровление. Но еще ужаснее, когда знаешь, что лечение есть и оно поможет, но у человека нет денег и эту огромную сумму просто не собрать. Очень жаль, что именно на этом делается бизнес.

[обескровленная Мэри.]

~Лайла~, это всегда очень страшно и горько.
Я не люблю разговоры о политике, но как же отвратительно понимать, что прощаются долги другим странам, оказывается какая-то нереальная помощь там, где и без нас бы справились, когда в стране сотни людей умирают только потому, что нет денег на лечение за границей, а протоколы российской медицины не позволяют эффективно бороться с заболеванием.