In this world of a million religions everyone prays the same way.
Ночные разговоры натолкнули меня на размышления. Точнее даже не на размышления, а на воспоминания о тех местах, в которых прошло мое детство. Детством, в принципе, можно назвать весь период с года до 13, но, пожалуй, я выделю лишь период с шести до одиннадцати, собственно, самый мой любимый. До шести лет моя жизнь проходила во дворе дома прабабушки, и, честно говоря, я мало что помню из того периода. По крайней мере ни одного лица не осталось в моей памяти. Ни одного совершенно. Не говоря уже об имени. Я помню лишь то, что над нами жила девочка старше меня намного, причем с характером на редкость отвратительным, что вызывало постоянные ссоры. Да, уже тогда я не желала слушать самопровозглашенных лидеров - эта черта характера во мне до сих пор, но не в ней суть. А еще в том дворе были старые, казавшиеся мне очень высокими, железные качели, на которые до сих пор моя прабабушка вешает сушиться белье. И в нескольких минутах ходьбы - мой любимый парк, Южный. Я до сих пор часто бываю у прабабушки, и, наверное, за все эти годы в ее доме не меняется ничего. Все то же зеркало с тремя створками, все тот же желтый диван, все тот же вид из окна - ну, разве что теперь не из деревянного окна, а из евро, но все же. А на кухне в качестве подоконника у нее большая столешница. Мы часто до сих пор стоим около окна, опираясь на нее, и смотрим на проходящих людей и полесадники. У нее дома великолепно уютно, и я бы, наверное, осталась там надолго, но все же это словно другой мир. Мир намного теплее и добрее, намного спокойнее, чем тот, что ждет меня дома, но все же другой, не мой. И приятно лишь изредка возвращаться в него - листать ее книги, видеть фотографии тех, кого уже давно нет - и Виктора, и Виталия, и многих других родственников, которых она еще любит, а я уже не помню или не видела вовсе. Время не ждет, а лишь идет вперед. И, наверное, в тот день, когда не станет моей любимейшей прабабушки, рухнет что-то во мне. Наверное, это будет надежда на то, что что бы ни случилось, всегда будет хотя бы один дом, в котором меня всегда будут ждать у горящего котелка, с легким запахом одеколона "Ландыш" и спокойными рассказами о том, как было тогда, раньше. Эта прабабушка не одна, но, наверное, ко второй я никогда не смогу почувствовать того, что чувствую к ней. В конце концов, к одной я обращаюсь исключительно на Вы и по имени-отчеству, а к другой - лишь на ты и "бабушка".
А та самая, сознательная часть моего детства, прошла в совершенно другой часто города и, наверное, ту самую часть я помню гораздо лучше. Наверное, символично - в данный момент я живу в районе обычных блочных пятиэтажек, детство мое прошло в домах только-только послевоенной застройки, уже не немецких, но и не одинаковых совершенно, а сознательная часть того же детства - в районе, окутанном духом той, еще старой Германии. Тут было все. И дом, в котором я жила, был, по сути, один из немногих крупных домов в округе. Остальные - либо совершенно небольшие, еще немецкие, либо частные. Перед тем, как попасть к дому бабушки, в котором я и жила, нужно было пройти по еще немецкой аллее, мощеной немецкой же брусчаткой. Арки из деревьев, старый немецкий мост над небольшой грязной речушкой, и поворот к тому самому дому. А около речки - небольшие огороды, принадлежащие жителям дома, а на другом берегу - несколько частных домов. Летом тут было великолепно красиво. Все пространство перед окнами первого подъеда было засажено сиренью. И кусты, около которых стояли машины, тоже были кустами сирени. Белой, я помню, почти не было. Зато в другом конце двора, откуда можно было попасть на дорожку, ведущую к озеру и вглубь садов, росли кусты жасмина вперемешку с сиренью. А еще около каждого подъезда - полисадник. Небольшой, конечно же, но каждый по-своему красивый. Бабушка живет в последнем подъзде, рядом с которым выход на другую сторону дома и сад частного дома, что недалеко от нас. Рядом с соседним подъездом растет елка, высотой уже больше самого дома. Напротив - через узкую полосу асфальта - собственно, сам двор и несколько великолепных деревьев алычи. Когда они цветут - я не помню точно, в апреле или марте - это непередаваемо красивое зрелище. И весь двор - великолепная зеленая трава, высокая, которую редко косили, но если косили, то было еще красивее - и незабываемый запах свежескошенной травы - только в этом дворе он мне нравился. Знаете, лето в этом дворе было чудесным. Нас было не так уж и много - я, Таня, Дима, Саша, Данил, Максим, Алан, иногда Ира. То есть мы с Таней были, по сути, единственными девочками во дворе. Многие люди менялись. Был Артем, который был пусть и младше меня, но в разы глупее и, к сожалению, сильнее, был и болезненный мальчик Максим, который, как мы узнали потом, умер от какого-то заболевания, была и Злата - чудесная девочка, которую я дико ревновала к Тане - но все же основная компания была такой и остается до сих пор. Нет, конечно, я почти не появляюсь там, Тане не до того, у нее совершенно другая компания, Дима стал, к сожалению, простым гопарем, Данил задротит круглосуточно, Саша - понятия не имею, Максим в учебе, Алан - тоже гопничает, но те времена, когда мы были вместе, я вспоминаю с удовольствием. У нас было все. У нас были и вкуснейшие яблоки из соседского сада, и заросли малины, и вечера, сидя на берегу небольшого озера, и костры во дворе, включая радио, и посиделки на деревьях алычи. Даже, насколько я помню, была попытка проплыть по ручью на плоту из пенопласта, закончившаяся тем, что плот, естественно, проломился. Все закончилось в одночасье. Хотя нет, не в одночасье, наверное. Все закончилось тогда, когда пришли строители, когда один дедок, отстаивающий территорию дома, получил сердечный приступ, и его не спасли, кончилось тогда, когда строители легко стерли со двора прекрасные кусты сирени и жасмина, в которых мы когда-то познакомились с Таней, и тогда, когда на месте нашего озера выросла гора из песка и цемента, а затем и пять девятиэтажных домов. Прошло уже три года, а строительво не сдвинулось с мертвой точки. Но уничтожено то, где было мое детство, самые яркие моменты. Уничтожена часть воспоминаний. Они остались лишь в квартире бабушки. В той березе, что растет с другой стороны дома, в тех книгах, сборниках классиков, что стоят у нее в гостиной, в ней самой, с вечно накрученными на бигуди волосами, в дедушке, от которого вечно пахло сигаретами, а раньше чем-то спиртным - благо, больше не пахнет - перестал. Понимать, что ничто не будет так, как прежде - очень сложно. Ровно как и сложно понимать, что от воспоминаний детства у меня останутся лишь обрывки картинок того самого двора, тех самых минут у озера. А реальность - лишь серые пятиэтажки, асфальтированный двор и оживленная дорога - благо, хоть не из окна.
А та самая, сознательная часть моего детства, прошла в совершенно другой часто города и, наверное, ту самую часть я помню гораздо лучше. Наверное, символично - в данный момент я живу в районе обычных блочных пятиэтажек, детство мое прошло в домах только-только послевоенной застройки, уже не немецких, но и не одинаковых совершенно, а сознательная часть того же детства - в районе, окутанном духом той, еще старой Германии. Тут было все. И дом, в котором я жила, был, по сути, один из немногих крупных домов в округе. Остальные - либо совершенно небольшие, еще немецкие, либо частные. Перед тем, как попасть к дому бабушки, в котором я и жила, нужно было пройти по еще немецкой аллее, мощеной немецкой же брусчаткой. Арки из деревьев, старый немецкий мост над небольшой грязной речушкой, и поворот к тому самому дому. А около речки - небольшие огороды, принадлежащие жителям дома, а на другом берегу - несколько частных домов. Летом тут было великолепно красиво. Все пространство перед окнами первого подъеда было засажено сиренью. И кусты, около которых стояли машины, тоже были кустами сирени. Белой, я помню, почти не было. Зато в другом конце двора, откуда можно было попасть на дорожку, ведущую к озеру и вглубь садов, росли кусты жасмина вперемешку с сиренью. А еще около каждого подъезда - полисадник. Небольшой, конечно же, но каждый по-своему красивый. Бабушка живет в последнем подъзде, рядом с которым выход на другую сторону дома и сад частного дома, что недалеко от нас. Рядом с соседним подъездом растет елка, высотой уже больше самого дома. Напротив - через узкую полосу асфальта - собственно, сам двор и несколько великолепных деревьев алычи. Когда они цветут - я не помню точно, в апреле или марте - это непередаваемо красивое зрелище. И весь двор - великолепная зеленая трава, высокая, которую редко косили, но если косили, то было еще красивее - и незабываемый запах свежескошенной травы - только в этом дворе он мне нравился. Знаете, лето в этом дворе было чудесным. Нас было не так уж и много - я, Таня, Дима, Саша, Данил, Максим, Алан, иногда Ира. То есть мы с Таней были, по сути, единственными девочками во дворе. Многие люди менялись. Был Артем, который был пусть и младше меня, но в разы глупее и, к сожалению, сильнее, был и болезненный мальчик Максим, который, как мы узнали потом, умер от какого-то заболевания, была и Злата - чудесная девочка, которую я дико ревновала к Тане - но все же основная компания была такой и остается до сих пор. Нет, конечно, я почти не появляюсь там, Тане не до того, у нее совершенно другая компания, Дима стал, к сожалению, простым гопарем, Данил задротит круглосуточно, Саша - понятия не имею, Максим в учебе, Алан - тоже гопничает, но те времена, когда мы были вместе, я вспоминаю с удовольствием. У нас было все. У нас были и вкуснейшие яблоки из соседского сада, и заросли малины, и вечера, сидя на берегу небольшого озера, и костры во дворе, включая радио, и посиделки на деревьях алычи. Даже, насколько я помню, была попытка проплыть по ручью на плоту из пенопласта, закончившаяся тем, что плот, естественно, проломился. Все закончилось в одночасье. Хотя нет, не в одночасье, наверное. Все закончилось тогда, когда пришли строители, когда один дедок, отстаивающий территорию дома, получил сердечный приступ, и его не спасли, кончилось тогда, когда строители легко стерли со двора прекрасные кусты сирени и жасмина, в которых мы когда-то познакомились с Таней, и тогда, когда на месте нашего озера выросла гора из песка и цемента, а затем и пять девятиэтажных домов. Прошло уже три года, а строительво не сдвинулось с мертвой точки. Но уничтожено то, где было мое детство, самые яркие моменты. Уничтожена часть воспоминаний. Они остались лишь в квартире бабушки. В той березе, что растет с другой стороны дома, в тех книгах, сборниках классиков, что стоят у нее в гостиной, в ней самой, с вечно накрученными на бигуди волосами, в дедушке, от которого вечно пахло сигаретами, а раньше чем-то спиртным - благо, больше не пахнет - перестал. Понимать, что ничто не будет так, как прежде - очень сложно. Ровно как и сложно понимать, что от воспоминаний детства у меня останутся лишь обрывки картинок того самого двора, тех самых минут у озера. А реальность - лишь серые пятиэтажки, асфальтированный двор и оживленная дорога - благо, хоть не из окна.
в дополнение к музыке
ПИКНИК - Себе не найдя двойников
Елена Ваенга - Абсент
ПИКНИК - Себе не найдя двойников
Елена Ваенга - Абсент